Григорий обидчиво и зло шмыгал носом, да кивал головой. Толстый череп не могли бы пробить никакие бомбы. Я направился к себе.

Черты спящего лица, лишившегося обычной настороженности, были сглажены тенями и казались до неприличия юными. Не распустился Дикой розы бутон, но Шипы отросли. Да, как ни был молод я, рядом со мною его можно было счесть ребенком.